Когда говорят о школе № 1, прежде всего, упоминают о том, что это было первое в городе четырехэтажное здание. 70 лет назад (1939 год) первые ученики школы-красавицы переступили порог нового здания, сели за парты в новых, светлых и просторных классных комнатах.

В школе все было необыкновенным: кабинеты физики, химии, биологии. По тем временам в них имелось для уроков все необходимое. В пионерской комнате было множество настольных игр, лежали номера «Пионерской правды», а в углу стояло огромное чучело медведя. Мы, малышня, мчались в эту комнату каждую перемену. В кабинете биологии было много цветов.
Школа всегда была чистой и уютной. В ней работало великое множество кружков. В свободное от учебы время ребята с удовольствием занимались в танцевальном, драматическом, кружке народных инструментов (руководитель Е. А. Борчанинова), стрелковом, ИЗО (руководитель Б. И. Балюкевич), лыжной секции и других. Многие старшеклассники из драматического кружка занимались еще и в БСТ – Берёзовским самодеятельном театре в клубе Кирова. Артисты и танцоры готовили концерты, студия ИЗО устраивала выставки рисунков. Проходили смотры художественной самодеятельности, школьные и городские. В клубе Кирова проводились олимпиады детского творчества при полном аншлаге. Родители, учителя, руководство города – все были на этих праздниках, всех поздравляли, всем дарили подарки. В актовом зале школы показывали художественные фильмы. Замерев, смотрели школьники «Чапаева», «Трех танкистов».

В июне 1941 года школьная жизнь разделилась на «до войны» и «после войны».
21 июня в школе, как и по всей стране, выпускники отмечали получение аттестатов зрелости. Нарядные девушки и юноши пели, читали стихи, танцевали. А в 12:00 следующего дня радио принесло страшную весть: война!
Ушли на фронт директор школы Логинов, завуч Токарев. Ушли на фронт и многие выпускники довоенных лет. Прямо со школьной скамьи уходили старшеклассники.
Нам было по 10 лет, мы закончили три класса, когда началась война. Всех учеников по цепочке позвали в школу. Был митинг. Надо было срочно подготовить школу для госпиталя.
Школьные классы должны были разместиться в четырех зданиях: там, где сейчас ГАИ, в школе № 33, в лаборатории поликлиники (этого здания уже нет) и в Доме пионеров. Из школы уносили все оборудование кабинетов: книги, наглядные пособия, муляжи, карты, цветы, гербарии. Мы, третьеклассники, освобождали кабинет биологии.
Во время войны занятия проходили в три смены. После занятий ученики, как могли, помогали фронту: собирали теплые вещи, черный и цветной лом, проводили подписку на военные займы, помогали семьям ушедших на фронт, собирали лекарственные травы.

Учительница Г. В. Квасова (Попова) часто ходила с нами в госпиталь. Там мы были универсальными актерами: пели, танцевали, читали стихи, разыгрывали сценки. И даже писали письма родным раненых бойцов.
Наш класс учился в Доме пионеров. Стояли очень холодные зимы. Не знаю, действительно ли тогда были суровые зимы или они казались нам такими, потому что не хватало дров, угля и было очень холодно. Занимались в пальто, чернила замерзали.
Летом все школьники с 5 по 10 класс должны были работать. Мы работали на торфянике: сушили торф, переворачивали брикеты. Постоянно работали на полях подсобного Шиловского хозяйства. До сих пор слышу голос классного руководителя, учителя географии И. Г. Эзенкина по дороге на Шиловку:
– Пятый «В» – гуськом, гуськом!

Летом 1941 года в Берёзовский приехало много ленинградских семей. Эвакуированные. Директором нашей школы стал И. Я. Меламедов. В нашем классе появились Яша и Абрам Сапиро, Лена Гриншпун, Соломон Магидов, Инна Шейнюк. Мы считали за честь сидеть за одной партой с эвакуированными.
В это время в городе уже исчезли продукты – хлеб, молоко, масло. Были введены карточки: 300 граммов хлеба на иждивенца, 500 граммов – на рабочего. С каждым днем становилось все голоднее и голоднее. Но, несмотря на страшные трудности с продуктами питания в городе, в школе нам давали завтраки: турнепсовую кашу и 50 граммов хлеба или булочку. Когда приносили ведро с кашей, утихомирить голодных детей было невозможно:
– Мне, мне первому…

Школа жила. Дети учились, старались, учиться хорошо. Пропускали занятия в исключительных случаях, когда не было обуви или пальто. Работали кружки: математический, истории, литературный. Проводили занятия учителя-энтузиасты Н. Г. Мартынова, Г. А. Носырева. Проводили вечера, посвященные Дню Советской Армии, Дню 8-го Марта, была организована встреча с Павлом Петровичем Бажовым.
Однажды в клубе Кирова силами учащихся провели платный вечер. Собрали 1369 рублей.
Активно работали тимуровские команды. Мы помогали семьям красноармейцев: пилили и кололи дрова, нянчились с малышами, чинили детское белье, убирали урожай картофеля, утепляли дома.
В школе был большой и, надо сказать, почти образцовый пришкольный овощной участок. Руководила им Нина Густавовна Гарф. Мы с удовольствием работали на участке – нам за работу давали хлеб! Даже участвовали в сельскохозяйственной выставке, на которой мне подарили шерстяную кофточку (тогда ее называли фуфайкой).

В 1943 году госпиталь из школы перевели в другой город, на запад, и мы вернулись в свои классы. Во дворе еще лежали кучи гипсовых слепков. Угля в школе не было. Старшеклассники возили на лотках доски на дрова со станции Березит.
Учиться и работать школьникам и учителям пришлось с нуля. Не хватало учебников, учебных пособий. Учителя восполняли этот недостаток своими знаниями, своим умением, своим желанием сделать нас образованнее, человечнее.

Прошло долгих 1418 дней и ночей, прежде чем над фашистским рейхстагом взвилось красное знамя Победы. Его водрузили комсомольцы Михаил Егоров и Мелитон Кантария из батальона капитана Степан Неустроева, бывшего ученика нашей школы.
Летом 1945 года наша пионерская дружина принимала в почетные пионеры отца Степана Неустроева. Невысокий, худощавый мужчина был горд и очень взволнован, когда ему повязали красный галстук. Ольга Григорьевна Левина, бессменная наша пионервожатая, обняла и поздравила его, и у него показались слезы на глазах.

День Победы 9 мая 1945 года я вижу, как будто вчера. Помню его до мелочей. Шел дождь. Занятия в школе отменили. Все бежали на площадь. С маленькой деревянной трибуны поздравляли с Победой. От школы выступила ученица нашего класса Шура Белоносова. Было всеобщее ликование, а потерявшие на фронте близких глотали слезы вместе с дождем. Над школой водрузили флаг. В городском саду весь день играла музыка.

В 1945 году все еще были продуктовые карточки, все еще было голодно и трудно, но мы знали, что войны нет – это радовало и прибавляло сил. В город стали возвращаться демобилизованные и раненые солдаты.
У нас в классе была организована агитбригада. Однажды нас пригласили выступить в отделении института челюстно-лицевой хирургии. Вместе с классным руководителем, удивительно доброй интеллигентной женщиной Ниной Густавовной Гарф мы бодро шли к Новоберёзовскому поселку. Там, в небольшом деревянном здании, бывшем детсаде, располагался госпиталь, где долечивались раненые с травмами лица. Шли под веселый напев баяна Бори Юрковского и радостно горланили «хороша страна Болгария, а Россия лучше всех». Подошли к дому и от увиденного смолкли. Мы смотрели на молодых мужчин с изуродованными носами, ушами, губами, обгоревшими головами. Нам сделалось неловко за неуместную песню. Половина «артистов» расплакалась и разбежалась, а мы, оставшиеся, конечно же, сделали все, что смогли, чтобы не показать изуродованным войной солдатам своей жалости. И пели, и плясали, и читали стихи. Домой шли без песен. Мы другими глазами стали смотреть на фронтовиков, которые вернулись с войны на костылях, без руки или ноги, а то и в коляске без обеих ног.

В 1948 году 18 учеников школы № 1 прощались с детством. Нас провожала в большую жизнь Ольга Ивановна Нечаева. Она была бесконечно терпелива к нашим проделкам, к нашим ненамеренным шалостям.
Мария Александровна Пыхова, Аркадий Федорович Первушин, Елена Семеновна Шабалина и многие другие учили нас требовательности к себе, организованности. Они старались передать нам все, чему научила их жизнь. Они понимали нас.
Мы вышли целеустремленными, честными, трудолюбивыми, свято верящими во все хорошее. Когда собираемся с одноклассниками, мы вспоминаем незабываемые, а иногда и драматические события военных лет – голод, депрессии, страх. И, конечно же, вспоминаем наших учителей. Спасибо милым нашему сердцу учителям, которые делились с нами в голодные годы той страшной войны и куском хлеба, и душевным теплом, и высокими делами и помыслами. Низкий поклон живым – Гафе Викторовне Поповой и Полине Павловне Костылевой и вечная память тем, кто уже ушел из жизни.

Воспоминания Валентины Георгиевны
были опубликованы в газете «Золотая горка»
в 2008 году.

Хорошо помню тот холодный день в далеком, далеком декабре. Пришел с работы папа и таинственным голосом сказал: «Завтра вы с мамой поедете на праздник во Дворец пионеров». Я еще не училась, но слово «дворец» знала по сказкам, которые мне читали мама Агриппина Алексеевна и три брата: Сергей, Юрий, Виктор.
Какой же начался переполох в нашем убогом подвале! Мы жили в подвале дома-ветлечебницы, где работал мой отец Георгий Андреевич. На праздник надо было приготовить карнавальный костюм. Общим советом решили нарядить меня снежинкой. Крахмалили марлю, вырезали цветочки и звездочки. Мама не спала всю ночь – пышная юбочка со множеством оборочек на лямочках с крылышками получилась на славу.

Свердловск встретил нас лязганьем трамваев, холодом и огромными домами. Я от мороза закрываю лицо варежкой, а сама все думаю: «Где же этот дворец?»
А вот и нужная улица – и мы идем прямо к тому волшебному дворцу. Ребятишки постарше бегут стайками без родителей. А мы, малышня, крепко держимся за руки мам. Как-то неожиданно перед нами вырос огромный, белокаменный, величественный дворец — Дворец пионеров. Мне казалось, что он занимает целую улицу. Много позже я узнала историю этого таинственного здания.
Нас приветливо встретили в вестибюле. По широкой мраморной лестнице мы поднялись на второй этаж. Сначала было путешествие по комнатам сказок. Каждая комната была оформлена удивительными картинками по сказкам Пушкина, Андерсена, Бажова, Ершова...
Настоящие чудеса начались в главном зале. Мамам пришлось скромненько стоять в уголочке, а детей построили в два круга и попросили взяться за руки. Заиграла музыка. Мы медленно двигались. Вдруг, откуда ни возьмись, появился Дед Мороз. Живой! Настоящий! Дети визжали, кричали, хлопали. «Здравствуйте, ребята!» – громогласно поздоровался Дед Мороз. Мы ответили. А он опять: «Давайте попросим ёлочку зажечь огоньки!» И мы увидели во всем великолепии ёлку-красавицу. Она была «чуть не до неба»! Море огней. Чудесные блестки, яркие игрушки, гирлянды, шары, звезды – все искрилось, сверкало. Глаз нельзя было отвести от такого зрелища. Мы смотрели и пели: «В лесу родилась ёлочка...» Я все время оглядывалась, искала глазами маму, а она незаметно махала рукой: «Иди, иди, не бойся, я тут».
Музыка остановилась. Случилось так, что Дед Мороз оказался как раз напротив меня. Он быстрыми шагами подошел ко мне, и не успела я оглянуться, как он взял меня на руки. Как же я начала кричать! «Он меня унесет!» И рыдания, и слезы в три ручья.
Подошла, скорее даже подбежала, мама. Ничего не могло меня успокоить. Пришлось Деду Морозу приоткрыться и показать свою приветливую улыбку. Оказался он другом моего старшего брата, Михаилом Зиняковым, актером театра юного зрителя. Он часто приезжал в наш гостеприимный дом. Мои браться увлекались спортом, рисованием, фотографированием и у них всегда было много друзей.
– Дядя Миша..., – сквозь смех и слезы пролепетала я. Праздник продолжался. Дети читали стихи, пели, танцевали. Все были счастливы.
Вот так мы с мамой встретили новый 1937 год.